Эпизоды из жизни Алкадари в ссылке
(отрывок из «Диван ал-Мамнун» Гасана Алкадари)
В конце раби'-ал-аввал 1296 (в начале марта 1879 г.) вызвал меня тифлисский армянин – начальник Кюринского округа майор Иван Моисеевич Асатуров и сообщил, что издан указ (фурман) от Главнокомандующего (сардар ал-а'зам) из Тифлиса господина генерала от инфантерии Михаила Николаевича... о ссылке (тагриб) некоторых офицеров и князей (эмиров), вызвавших недоверие неисправным несением службы царской России во время восстания жителей Дагестана в 1294 (1877) г., в районы России для поселения там под надзором полиции до распоряжения Министра внутренних дел. В списке подлежащие к ссылке был и я, и поэтому мне необходимо было подготовиться к отправке: поехать в течение трех дней в город Дербент, чтобы явиться в «присутствие» коменданта с запечатанным письмом, данным мне Асатуровым. Я в тот же день вернулся в свой дом в сел. Алкадар, подготовил то, что необходимо для поездки; раздобыл все нужное и, захватив с собой человека, который вернется в селение с моей лошадью, поехал в начале месяца раби'-ас-асали в город Дербент.
Я остановился в доме моего великодушного кунака хаджи Али-гасана, сына хаджи-Оруджа, и на следующее утро отправился в «присутствие» коменданта Дербента генерала Мадатова, передал ему письмо начальника Кюринского округа.
Комендант Дербента приказал мне, чтобы я проживал в городе до тех пор, пока не будет организована отправка партии (ссыльных), с которой я и отправляюсь. Он сообщил мне, что в партию, с которой я должен отправиться, входят: из северного Табасарана штабс-капитан Агабек, сын Исакади из Рукеля, из Кайтага – Абуджалилбек, сын покойного Талхабека из Чумли, из Самурского округа – поручик Абду-лабек, сын Юсуфа из Хрюга (ал-Хурики) и прапорщик Гасанханбек, сын покойного Абумуслимбека из Рутула, из Кюринского округа, Нухбек, сын покойного Джабраилбека из Зухрабкента и из города Дербента Имранбек и Гусейнбек, сыновья Расулбека. Еще он сказал, что издан также указ о ссылке капитана Гаруна-эфенди, сына покойного Камил-кади, штабс-капитана хаджи-Исы, прапорщика-хаджи Уммахана, сына Мирзазакария из Казикумуха, и также прапорщика Абидбека из Балакани, подпоручика Абдулла-будая из Кегера, подпоручика Шахава из Анцуха, подпоручика Хаджиясул Мухаммеда из Гоноха. Далее он сказал, что все эти отправляются в Харьков, где будет произведено их распределение и отправка каждого в отдельности и один из населенных пунктов Средней России. «Поистине мы все принадлежим Аллаху и к Нему же возвратимся, и Он лучший хранитель – милостивый и милосердный!»
Из канцелярии коменданта Дербента я пошел в дом моего дербентского кунака, упомянутого мною выше хаджи-Алигасана, и остался у него 27 дней в ожидании подготовки нашего отплытия. В те дни меня навестили друзья из разных мест; меня посетил почтенный хаджи Файзуллах-ахунд Дербентский, чтобы попрощаться со мной: он попросил меня написать ему о своей семье и близких, оставшихся в моем доме после моей ссылки в Россию для того, чтобы ему быть с ними в знакомстве, так как он был знаком со мною. Я ему написал в стихотворной форме следующее о моей семье: Господин светлейший и блистательнейший ученый хаджи Файзуллах! Да сопутствуют тебе мир и благополучие! Среднего же брата моего зовут Хусейном и он здесь при мне. Брат, который в Алкадаре сейчас, по имени Мухаммед, – самый младший.
Дети мои, оставшиеся в растерянности от тревоги большой, обрушившейся на них: Ахмад самый старший, после него Муслим, который сейчас в Петербурге, за ним идет Убейдуллах, за ним – юный Абдуали, уехавший в Шуру учиться, следующий Абдурахман, приступивший уже за чтение Корана, последний Абдулатиф – еще только отнятый от груди, проводит время в играх. От вас для них я бы желал, чтобы вы их помнили в молениях, чем окружали заботой в мирских делах. И к Мамнуну судьба несправедлива, он гоним на чужбину и унижен.
27 числа этого рабис ас-сани 1296 (23 апреля 1879 г.) комендант Дербента сообщил нам, что завтра прибудет пароход, предназначенный взять нас на борт для отправки из Дербента в Россию, и нам необходимо собраться вечером 27 в городской тюрьме, расположенной на побережье моря. Мы собрались и на следующий день в понедельник пришел пароход. Это было 10 апреля года 1879 по российскому календарю, и нас погрузили на пароход. Мы – это я, Нухбек из Зух-рабкента, Имранбек и Гусейнбек из Дербента, Агабек из Рукеля, Аб-дулабек из Хрюга, Гасанханбек из Рутула, Абдулжалилбек из Чумли. Снабжение провизией в нашей поездке производилось за счет казны Российского государства. Несмотря на это, Агабек из Рукеля в свое сопровождение взял за свой счет слугу своего, знающего русский язык односельчанина по имени Мухаммад, сына Будая.
Пароход отчалил с нами на борту вечером того же дня, направляясь к Петровску, где остановился на некоторое время и затем поплыл в сторону Астрахани (Хаджи-Тархан).
В среду во время восхода солнца, падавшего на 30 раби' ас-сани (25 апреля) мы доплыли до Астрахани.
Нас сопровождали четыре конвоя, посланных комендантом Дербента, которые в Астрахани сняли нас с парохода и доставили в тюрьму, представляющую собой крепость, где содержалось множество заключенных.
В астраханской тюремной крепости нас навестил начальник тюрьмы полковник Вучетич, бывший прежде комендантом (Ахты), имел знакомства с нашими ахтынскими друзьями и в особенности с Гасанбеком из Рутула. Он оказал нам всяческое почтение и доброту, поместив нас в удобное жилье, а на другой день мы были его гостями в его доме, подарил каждому из нас свою фотографию (дарение фотографии было у русских знаком уважения и дружбы). Вечером следующего дня он провожал нас при посадке на пароход, плывший по реке Волге (Идил) на Царицын. Мы достигли города после двух ночей, проведенных на пароходе. На этом пути нас сопровождал также конвой из 4-х человек.
Интересный случай, происшедший на пути: между Астраханью и Царицыным я был занят чтением некоторых книг «о знании сокровенного и заклинаний», бывших при мне. Я нашел там место, предсказывающее пользу очутившемуся в скорби и беде, если написать на бумаге: «во имя Аллаха милостивого и милосердного от слабого и смиренного раба к славному благодетелю. Поистине я несчастен, а ты самый милосердный, сними скорбь и рассей тревогу!» Затем эту бумагу опускают в проточную воду. И это не более как попытка, чтобы утешиться. Я усвоил, как это делается, и, написав такую бумагу, бросил в проточную воду Волги (Идила), идущей из стороны русской в Хазарское море. Когда я бросал бумагу в воду, увидели русские стражники то, что я сделал, и набросились на меня, допытываясь, что я написал и кому я написал. Они стали обсуждать это, как у них принято, как будто подозревая меня, что я написал что-то крамольное и послал к определенному человеку таким тайным путем. Я им ответил, что я написал заявление-жалобу на имя Господа миров, чтобы Он меня утешил и избавил от угнетений угнетателей, навлекших на нас беды. Кажется, поверили мне. Я им сказал: «Возьмите эту бумагу, если вы не верите моим словам, посмотрите, что там». «Если мы не сможем взять ее из пучины воды, то как же мы узнаем, что там?» – ответили они. Я им сказал; «Если вы не можете взять ее, то другой человек, которому по вашему обвинению я послал, как же ее возьмет? И какой ущерб от того, что я написал письмо и бросил в бездну воды или огня?» После долгого спора, наконец, они замолчали...